Жена́, облечённая в со́лнце (греч. γυνὴ περιβεβλημένη τὸν ἥλιον, лат. Mulier amicta sole, церк.-слав. Жена́ ѡблече́на въ со́лнце) — символический персонаж Откровения Иоанна Богослова (12:1-17). Образ Жены имеет различные богословские толкования, среди которых доминирует понимание его как христианской церкви в период гонений.
Данный образ нашел своё отражение в изобразительном искусстве, как в работах на сюжет Апокалипсиса, так и в отдельных иконографических сюжетах, связанных с Богородицей.
Содержание |
Рассказ о Жене содержится в 12-ой главе книги Откровения:
…явилось на небе великое знамение: жена, облечённая в солнце; под ногами её луна, и на главе её венец из двенадцати звёзд. Она имела во чреве, и кричала от болей и мук рождения. (Откр.12:1-2)
|
После появления Жены Иоанн увидел другое знамение — красного дракона с семью головами, увенчанными диадемами, и десятью рогами. Дракон своим хвостом «увлёк с неба третью часть звёзд и поверг их на землю», а затем стал перед Женой, ожидая когда она родит младенца, чтобы пожрать его.
Жена родила «младенца мужеского пола, которому надлежит пасти все народы жезлом железным; и восхищено было дитя её к Богу и престолу Его» (Откр.12:5), а сама она, спасаясь от дракона, бежала в пустыню, где было её место, приготовленное Богом, и «питали её там тысячу двести шестьдесят дней». В это время на небе произошла битва дракона и архангела Михаила. Дракон пал и стал вновь преследовать Жену, которой были даны «два крыла большого орла, чтобы она летела в пустыню в своё место от лица змия и там питалась в продолжение времени, времён и полвремени». Преследуя её, дракон пустил вслед её водный поток, но земля поглотила его. Тогда
рассвирепел дракон на жену, и пошёл, чтобы вступить в брань с прочими от семени её, сохраняющими заповеди Божии и имеющими свидетельство Иисуса Христа (Откр.12:17)
|
К толкованию образа Жены, облечённой в солнце, обращались немногочисленные богословы. Из них можно выделить раннехристианских авторов: Ипполит Римский (III век), Мефодий Патарский (IV век), Андрей Кесарийский (VI—VII века) и современных: Сергей Булгаков, Аверкий (Таушев), Александр (Милеант), Александр Мень. В их толкованиях образ апокалиптической жены получил две основные трактовки: христианская церковь и Богородица. При этом следует отметить что книга Откровения не используется в качестве богослужебного чтения (исключение составляет традиция Католической церкви использовать его в воскресных мессах в пасхальный период и ряде других служб). Это вызвано тем, что древняя традиция предписывает объяснение чтения Священного Писания за богослужением, а Апокалипсис имеет мало богословских толкований и труден для понимания[1].
У Александра Меня кроме богословского толкования есть мнение, что в ряде эпизодов рассказ Иоанна о явлении Жены повествует о событиях бегства христианской общины из Иерусалима через Иордан в иорданский город Пеллу[2].
Первым в образе Жены христианскую церковь увидел Ипполит Римский:[3]
Под образом жены, облеченной в солнце, весьма ясно показывает Иоанн церковь, облеченную в Слово Отчее, сияющее паче солнца. Тем, что на главе ея венец от звезд двоюнадесяте, указывает на двенадцать апостолов, через коих основана церковь.
— Ипполит Римский. «Слово о Христе и антихристе»
|
Данное толкование стало наиболее распространённым. В «Толковой Библии» под редакцией А. П. Лопухина указывается, что под женой большинством богословов понимается христианская церковь «на всём протяжении ея истории, от первых дней Апостолов и кончая временем господства антихриста»[4].
Ряд богословов отмечает, что в сочинениях Иоанна Богослова слово «Жена или Госпожа означает Церковь. Второе послание Иоанна адресовано „избранной Госпоже“, и совершенно ясно, что в Кане Галилейской и у подножия Креста „Матерь Иисуса“ представляет собой общину верующих»[5].
Андрей Кесарийский в своём толковании Апокалипсиса цитирует Мефодия Патарского, который даёт следующее толкование образов, связанных с Женой[6]:
Существуют трактовки солнца и луны, как символов церкви и царства: «солнце над головой жены символизирует власть священства, а луна под её ногами означает сияние царской власти»[8]. Но другие богословы особо отмечают, что в рассказе Иоанна на голове Жены находится не корона (символ власти), а венец, символизирующий славу[4]. Современный богослов епископ Александр (Милеант) видит в солнечном сиянии «нравственное совершенство святых и благодатное озарение Церкви дарами Святого Духа», а в двенадцати звёздах «двенадцать племен Нового Израиля — то есть совокупность христианских народов»[1]. Звёзды также могут пониматься как общность людей «принявших и открывшихся действию Бога»[5].
Русский богослов и философ Сергей Булгаков в своём опыте догматического истолкования книги Откровения пишет, что источник астрономических символов Жены нужно искать в вавилонских, персидских, греческих, египетских мифах[9]. Он отмечает, что «солнце и луна, двенадцать звёзд, знаки Зодиака — эти атрибуты языческой богини», но они переводятся на язык христианского богословия и начинают символизировать «двенадцатерицу ветхого или нового Израиля, патриархов или апостолов».
Родовые муки Жены Андрей Кесарийский понимает как боль церкви о каждом её члене (у других богословов это муки и труды церкви, которые она испытывает при приобретении каждого нового члена — при обращении заблуждающихся, при раскаянии грешников[4]: «Дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос!» (Гал.4:19)). В отношении же рождённого Женой младенца мужского пола он отмечает:
|
Сергей Булгаков считает, что единственное число в отношении младенца выбрано иносказательно и его роды нельзя отождествлять с Рождеством Христовым[9]. Такого же мнения придерживается Мефодий Патарский: «Не следует считать под вновь рождаемым Самого Христа, ибо за долго до откровения Иоаннова исполнилась тайна воплощения Божественного Слова». Причину этого он видит в том, что книга Иоанна Богослова посвящена событиям настоящего и будущего. В связи с этим под младенцем иногда понимают рождение Христа в сердцах верующих[4]. Ряд богословов всё же называют первенца, рождённого Женой, Иисусом Христом, основываясь на словах «которому надлежало пасти все народы железным жезлом» (Откр.12:5), которые повторяют строку из 2 псалма (2:9), относимого к мессианским (то есть содержащим указание на пришествие Христа)[10]. В связи с этим восхищение младенца к престолу Бога воспринимают как образ Вознесения[1]. Ипполит Римский, не называя младенца Жены Иисусом Христом, объясняет его восхищение к Богу тем, что «это есть небесный царь, а не земный, всегда ею [церковью] рождаемый, как и Давид провозглашает, говоря: «рече Господь Господеви моему: седи одесную мене, дондеже положу враги твоя подножие ног твоих» (109:1)»[3].
Толкуя слова Иоанна о том, что младенец был восхищен к Богу, Андрей Кесарийский пишет, что это образ того, как святые чтобы «не были побеждены угнетениями свыше сил» восхищаются «на облаках на воздух, и пребудут с Богом, и Его престолом»[6].
Бегство Жены в пустыню понимается богословами как отречение от «гражданских доблестей, суеты и мирских удовольствий»[6]:
|
Сергей Булгаков считает, что бегство в пустыню не означает, что Церковь в ней становится недоступной для гонений, которые напротив могут приобретать, по его мнению, широкие размеры. Он называет спасение Жены в пустыне чудом сохранения Богом своей церкви в условиях гонений: «Господь сокрывает от очей преследователей и сохраняет „святой остаток“, „семена“ Церкви, которые во благовремении нежданно дают всходы и плоды»[9]. Русский богослов, митрополит Филарет (Дроздов) считает пустыню не безлюдным местом «ибо Церковь сама есть многолюдство верующих», а воспринимает её как указание на «пустыню внутреннюю» то есть удаление от «мира» и приближение к Богу[7].
Период, который Жена пробудет в пустыне, назван Иоанном в тысячу двести шестьдесят дней (42 месяца, около 3,5 лет). Александр (Милеант), отмечая, что числа в Апокалипсисе надо понимать иносказательно, возможным объяснением этого срока называет то, что 3,5 года длилось земное служение Христа, столько же продолжались гонения императоров Нерона и Домициана[1]. У Андрея Кесарийского срок в 3,5 года понимается как время, которое верующие будут укрываться «в пустыне чувственной — горах, пропастях и пещерах»[11].
Два орлиных крыла, которые дарует Бог Жене для бегства, получили различные интерпретации:
Бегство Жены сопровождается атакой дракона, который пустил её вслед воду, которую поглотила земля. По мнению Сергея Булгакова, эта аллегория является весьма сложной для толкования[9]. Вода получила следующие трактования: язычество, войско, лесть, хитрость, искушения; земля: энергия самой Церкви, предначертанный ей Богом путь. У Андрея Кесарийского дана следующая трактовка этого нападения: «выйдет во след её вода на подобие реки; иначе: выйдет множество или злых демонов, или различных искушений. — Земля же, говорится, помогала ей, удерживая стремление лукавых или дальностью расстояния, или безводием и засухою, или смиренномудрием святых, которые, говоря от сердца: „аз есмь земля и пепел“ (Быт.18:27), тем самым расторгают все диавольския сети»[11].
О существовании трактовок образа Жены как указания на Богородицу сообщает уже в VI веке Андрей Кесарийский, хотя следом он опровергает такое толкование[6]. Основным указанием на Богородицу богословы видят рождение Женою «младенца мужеского пола, которому надлежит пасти все народы» (Отк.12:5), который понимается, в связи с почти буквальным совпадением со стихом мессианского 2 псалма (2:9), как Христос[12].
Данное толкование является распространённым в современной Католической церкви, его придерживались папы Пий X[13], Пий XII (приводит данный образ в булле «Munificentissimus Deus», устанавливающей догмат о Вознесении Девы Марии[14]), Павел VI[15] и Иоанн Павел II[16]. Папа Бенедикт XVI в своем выступлении, посвящённом книге Откровения, подчеркнул, что образ Жены относится к Марии, но в то же время ко всей церкви, которая участвует в триумфе над злом[17]. Католическая энциклопедия сообщает, что хотя ряд высказываний книги Откровения относятся скорее к христианской церкви, но они применимы к Деве Марии вследствие её особой значимости для христианства[18].
При такой трактовке рассказ апостола Иоанна о Жене становится описанием евангельских событий[18]:
Особую трактовку получили 42 месяца пребывания Жены в пустыне — символ гонения христиан при императоре Нероне[19], когда, по словам Амвросия Медиоланского, жизнь Марии была примером для всех[20].
Один из ведущих католических богословов кардинал Джон Ньюман (XIX век) писал, что данная трактовка является спорной по причине отсутствия её поддержки в сочинениях Отцов Церкви[21]. Также он считал анахронизмом относить данный образ Девы Марии к апостольскому периоду:
|
К менее распространённым толкованиям образы Жены относятся[22]:
Трактовка основана на сопоставлении рассказа о том, что дракон вступил в брань с семенем Жены (Откр.12:17) и рассказом о грехопадении прародителей, когда Бог, обращаясь к змею-искусителю сказал: «вражду положу между тобою и между женою, и между семенем твоим и между семенем ее; оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту» (Быт.3:15). Мнение о том, что змей-искуситель тождественен дракону, преследовавшему Жену, богословы находят в рассказе о падении дракона, где он назван древнем змием, сатаной и дьяволом (Откр.12:9).
Данное толкование основано на символах жены (солнце, луна звёзды), которые также упоминаются во сне Иосифа Прекрасного (Быт.37:9). Эти образы из сна Иосифа у богословов понимаются, в соответствие со словами его отца Иакова (Быт.37:10), как потомство самого Иакова, то есть двенадцать колен Израиля[23].
Изображение Жены, облечённой в солнце, является традиционным сюжетом средневековых миниатюр иллюминированных Апокалипсисов. В них изображаются как отдельные сцены, описанные апостолом Иоанном (явление Жены; дракон, пытающийся пожрать её младенца; бегство Жены), так и сложные композиции с изображением одновременно нескольких сцен. Гравюры на данный сюжет для своих циклов иллюстраций Библии создали Альбрехт Дюрер и Густав Доре.
В классической живописи традиционным является сцена явления Жены Иоанну Богослову. Работы с таким сюжетом создали Ганс Мемлинг, Иероним Босх, Мартин Жаффнер, Эль Греко, Диего Веласкес и другие. В них образ Жены не занимает центральное место, она изображается небольшой фигурой в небесах, как видение апостола. Наиболее известной картиной на данный сюжет является полотно Рубенса «Дева в образе Жены Апокалипсиса» (англ. The Virgin as the Woman of the Apocalypse, 1623—1624).[24] На нём в центре помещена Дева Мария с младенцем Иисусом на руках, слева от неё архангел Михаил с ангелами побивает сатану в образе красного дракона; в облаках полуфигура Бога Отца, который направляет к Марии ангелов, которые подают ей орлиные крылья.
Поскольку для западной церкви была характерна трактовка образа Жены как Богородицы, то появился её отдельный иконографический тип, где Дева Мария в короне помещена в лучезарную солнечную мандорлу, на её руках младенец Иисус, а под ногами серп луны. Особо это проявилось в немецком искусстве, где к XV веку возник тип «Сияющих Мадонн» (нем. Strahlende Madonnen).[25] В большинстве своём это были скульптурные изображения, которые помещали на люстрах, висящих над алтарём. Также изображения Жены стали воспроизводиться в гравюрах, миниатюрах и на витражных стеклах. Из Германии данный иконографический тип получил широкое распространение в польском искусстве, а откуда в XVII веке через Украину, Белоруссию и Литву появился и в России (о примерах таких изображений в русской иконописи см. ниже).[26]
Луна под ногами Жены вошла в иконографический тип «Иммакулата» — аллегорическое изображение Непорочного зачатия Девы Марии, в котором Мадонна изображается парящей в небесах на полумесяце. Одной из наиболее известных западных икон такого типа является Дева Мария Гваделупская. Как полагают современные исследователи, широкое почитание этого образа в Мексике связано с древними представлениями о богине Коатликуэ, атрибутами которой также были звёзды и луна[27].
|
|
|
|
|||
Сияющая Мадонна (Мастер жития Марии, 1460—1480 годы) |
Иоанн Богослов на Патмосе (Иероним Босх, 1504—1505 годы) |
Иоанн Богослов и Жена, облечённая в солнце (Виллиам де Паннемекер, середина XVI века) |
Великий Красный Дракон и Жена, облачённая в Солнце (Уильям Блэйк, 1805—1810 годы) |
В иконописи изображения Жены встречаются редко, несмотря на то, что в «Ерминии» Дионисия Фурноаграфиота (начало XVIII века) содержится указание по написанию данного образа, который, согласно данного руководства, следует помещать на стенах паперти:
|
Следует отметить, что Дионисий Фурноаграфиот в своём руководстве указывает на трактовку образа Жены как Богородицы.
К наиболее известным иконописным произведениям, содержащим образ Жены относятся:
Под влиянием западной иконографии в XVII веке в русском искусстве появляются иконы Богородицы в образе Жены, облечённой в солнце.[31] К примерам таких икон относятся почитавшиеся чудотворными Виленская икона, «Всех Скорбящих Радость» и «Благодатное Небо» (создана иконописцами Оружейной палаты в 1678—1680 годы по имевшемуся у них западному образцу, привезённому в Москву в конце XIV века великой княгиней Софией Витовтовной), находившиеся в Архангельском соборе Московского Кремля.[26] В 1682 году в той же иконографии мастер Василий Познанский написал икону-аппликацию для церкви Распятия Теремного дворца Кремля.[32]
История бегства Жены, облечённой в солнце, от дракона была использована старцем Псковского Елизарова монастыря Филофеем в его письмах к великому князю Василию III в качестве одного из обоснований концепции перехода к Московскому царству преемства от Римской и Византийской империй. Используя традиционное понимание этого образа как христианской церкви, Филофей писал:[33]
И паки въ третий Римъ бѣжа, иже есть в новую Великую Русию, се есть пустыня, понеже святыа вѣры пусти бѣша и иже божествении апостоли в них [не] проповѣдаша, но послѣди всѣх просвѣтися на них благодать Божиа спасителнаа его же познати истиннаго Бога. И едина нынѣ святаа съборнаа апостольскаа Церковь въсточная паче солнца въ всей поднебеснѣи свѣтится, и единъ православный великий рускии царь въ всей поднебесной, яко же Нои в ковчезѣ спсеныи от потопа, правя и окормляа Христову Церковь и утвержаа православную вѣру.[34] |
Данная трактовка этого апокалиптического образа является собственным измышлением Филофея и в его посланиях можно проследить работу по её раскрытию.[35]
В рамках астрономической интерпретации книги Откровения, сделанной Н. А. Морозовым, рассказ Иоанна содержит в себе описание положения различных созвездий над островом Патмос во время бури 30 сентября 395 года[36]. Морозов в своём сочинении «Откровение в грозе и буре. История возникновения Апокалипсиса» (1907 год) дал следующую интерпретацию образа Жены и связанных с ней событий:
Данная датировка не поддерживается наукой как противоречащая фактам упоминаний о сочинении Иоанна в трудах раннехристианских авторов уже во II веке, и астрономически весьма неточная, но активно используется авторами «новой хронологии»[37].
|
Под его влиянием Александр Блок в своём первом стихотворном сборнике «Стихи о прекрасной даме» (1904 год) дал этому образу развёрнутое воплощение.[39] Данный образ был популярен и у других поэтов Серебряного века, так Андрей Белый, по воспоминаниям Ивана Бунина, «употребляя для каждого слова большую букву, называл Брюсова в своих писаниях „Тайным Рыцарем Жены, Облечённой в Солнце“».[40] Дмитрий Мережковский во второй части своей трилогии «Христос и Антихрист», описывая впечатление каменщика от собора пишет:
|
|
||
---|---|---|
Основные события | Армагеддон • Страшный суд • Второе пришествие Иисуса Христа | |
Персонажи | Иоанн Богослов • Антихрист • Архангел Михаил • Четыре апокалиптических существа • Четыре всадника Апокалипсиса • Аваддон • Зверь, вышедший из моря • Зверь Апокалипсиса • Жена, облечённая в солнце • Вавилонская блудница | |
Географические пункты | Патмос • Пещера Апокалипсиса • Небесный Иерусалим • Вавилон великий | |
Прочее | Число зверя |